1.

Представление о «системе» существует в сфере здравого смысла, когда популярное восприятие реагирует на нечто, подчиняющееся неконтролируемому людьми закону. Есть также представления о «системе» научного характера: они различают системы в разных сферах, социальные, биологические, физические и т.д. Само слово «система» означает множественность элементов, объединенных в некое единое целое.

2.

Смысл, который мы придаем слову «система» связан с политической антропологией – представлением о человеке как субъекте и объекте феномена «Власти». Под «Властью» опять-таки мы понимаем сферу возможностей, которые имеют свои корни в сознании и реализуются в истории. Проще говоря, «Власть» — это способность написать осмысленный сюжет и поставить по этому сюжету пьесу, действующими лицами в которой будет некая категория людей, отдельный народ или все человечество. Политическая антропология исследует человека как участника такой пьесы в разных функциях: режиссера, актера, рабочего сцены – и даже зрителя.

3.

Система в контексте политической антропологии есть как бы вершина и сущность глобального «исторического театра». Если развивать эту аналогию, то почему «Гамлет», тысячи раз поставленный на разных сценах разными режиссерами с разными актерами, представляет собой все же одну и ту же пьесу, один и тот же феномен духа и будит в бесчисленных аудиториях один и тот же отклик? Потому что в постановке «Гамлета» (как и любой пьесы) действует система. Только в системе, о которой мы говорим, взаимодействие множества с целым происходит иным образом, чем в биологическом организме или, например, работе отраслевого министерства.

4.

Мировая система подразумевает достижение одновременно двух взаимоисключающих вещей: с одной стороны, система должна воспроизводить самое себя, оставаться тождественной себе по смыслу, по сущности, по качеству. Если двигатель внутреннего сгорания во время работы каким-то образом превращается в дизель, то это уже не система. Если «Гамлет» в ходе бесчисленных постановок каким-то образом превращается в «Дядю Ваню», то это – не система! С другой стороны, система должна все время расти, усиливаться в своем количественном проявлении, быть в следующий момент более сильной, богатой, более мобилизованной, чем в предыдущий момент. Это то, что популярно называется прогрессом. Если вместо него имеет место упадок, система перестанет существовать, а, стало быть, ее идентичность, неизменное содержание, сохранение которого она должна обеспечивать, исчезнет.

5.

Здесь содержится капитальное противоречие, ибо рост ведет к кризису. Чем больше система выжимает из контролируемых ею ресурсов, тем большее напряжение она испытывает, тем острее становятся вызовы в ее адрес. Поэтому, в идеале система стремится достичь такого «чудесного» оптимума, при котором экспоненциальный рост не бросает вызов сути, не создает кризиса.

6.

В системе различается то, что должно остаться неизменным, и то, что должно меняться и расти. С точки зрения политической антропологии, мировая система представляет собой макроцивилизацию, в которой существует иерархия ценностей. Абсолютным императивом для сохранности системы – то, что дает ей смысл – является ее связь с архетипом, с фундаментальным объективным сознанием, которое в классической традиции называется Логосом. Логос представляет собой гипермодель бытия, которая на инстинктивном уровне и в повседневной жизни переживается обычными людьми как Благо. Политическая антропология утверждает, что переживание Блага фундаментально одно и то же у древних египтян, исповедовавших культ Озириса, и у нынешних люмпенов европейского мегаполиса, которые на сознательном уровне никакой культ не исповедуют. Однако, реальный Логос соотносится с этим смутным переживанием Блага социальным планктоном также, как термоядерный котел Солнца с солнечным отражением в дождевой луже.

7.

Далее иерархически следует тот элемент системы, который должен физически воплощать связь человечества с Логосом: «элиты». Они также по необходимости должны быть неименными и воспроизводящимися, как один и тот же генетически преемственный тип людей. Однако, перманентность господствующего слоя является относительной по сравнению с перманентностью метафизической привязки человечества к логосному сознанию. Поэтому, в сфере господствующего социального элемента в ходе столетий все же идет, хотя и медленно, определенная трансформация. Впрочем, с точки зрения рядового демократического обывателя, особой разницы между Ричардом Плантагенетом и Майклом Йоркским не проглядывается.

8.

Элемент, осуществляющий связку между Логосом и людьми, внутри себя иерархически неоднороден. Грубо говоря, есть невидимые миру «старцы» (речь не идет специально о Православии), а есть проявленные для коллективного восприятия носители их влияния. Традиционная знать — те, кто связаны брендами своих наследственных домов, воспроизводясь в рамках одного и того е генотипа, физически конденсируют в себе тонкое влияние «невидимой церкви».

9.

По мере того, как человечество как ресурс подвергается все большей мобилизации, все большему отчуждению, перетягивается из «медвежьих углов» от архаичных занятий в мегаполисы, создаются субституты власти и влияния. Вместо политического общества возникает гражданское общество. В политическом обществе церковь и знать находятся «внутри», представляют собой вершину пирамиды. В гражданском обществе церковь и знать как бы вынесены за скобки, отделены от пирамиды, словно у нее обрезали верхушку (как на долларе). Церковь превращается в хранителя некоего неопределенного идеала, гаранта (хоть и спорного) того, что жизнь все-таки имеет некий вечный смысл. Знать же, с одной стороны, десакрализуется скандалами желтой прессы, с другой стороны, покрывается гламуром в глазах наиболее обеспеченной части богемы и нуворишей. В действительности же старые элиты по-прежнему являются источником конечного авторитета. Весь огромный мир самодеятельной либеральной демократии с ее парламентами, политическими партиями, озабоченными гражданами, фондами и неправительственными организациями абсолютно не производит никакого смысла, не принимает никаких решений, не имеет никакого влияния. Это броуновское движение, внутренний порядок и алгоритмы которого вносятся извне.

10.

Наблюдатели склонны всерьез относиться к переменной составляющей большого социума. «Мол, появление технологий, появление новых спутников повседневной жизни – поезда, самолеты, ракеты, телефоны, компьютеры и т.п.!» В действительности, обилие гаджетов, доступных обывателю, совершенно не менят ничего в том, что он является пассивным объектом управления. И все, что вложено в его голову, получено им из источников, основание и внутреннее устройство которых для него совершенно закрыто. Единственный реальный процесс, происходящий со слоем управляемых – это то, что растет капитализация их жизненного времени, они подвергаются социальной мобилизации во все возрастающей степени. Условно говоря, если прадеды современных обывателей были короткошерстными баранами, которые лениво паслись по склонам под приглядом пастухов, и которых стригли от силы раз в три года, их современные мегаполисные потомки – это бараны, плотно упакованные в стойла. Шерсть растет у них густо и стремительно, они сами бреют себя каждый день и сдают свою шерсть неизвестным персонажам, которые появляются, забирают продукт и исчезают. При этом тот факт, что нынешние бараны бреют себя сами, вызывает у них чувство огромного самодовольства и убежденность в полной свободе воли, достигнутой в результате прогресса.

11.

Таким образом, мировая система состоит из двух полюсов: нечеловеческий фактор, которым является логосное сознание, гипермодель бытия), она же выступает как основа цивилизационной матрицы, формирующей культурный оттиск на мягкой человеческой «глине». С другой стороны, человеческий фактор – это самая «глина», подвергающаяся различным модификациям с целью выжать из нее как можно больше. Сюда же ( в человеческий фактор) входят все обеспечивающие инструменты, институты, которые по сути представляют собой следствие этого оттиска. Сюда относится корпоративная бюрократия, муниципальное самоуправление, электоральные механизмы и прочие параферналии социального быта, благодаря которым обеспечивается стабильный рост отчуждения (и в экономическом, и в экзистенциальном смыслах).

12.

Между человеческим и нечеловеческим факторами – между Логосом и двуногими «баранами» – стоит посредник, также двухкомпонентный: церковь и аристократия. Раньше они были на виду, теперь они за ширмой. В них «бараны» могут не верить, считать их пережитком или вообще своеобразными клоунами на потеху почтеннейшей публике. Сами «бараны», однако, не могут ни-че-го! Миллионы англичан, вышедших на улицы Лондона, на день не отсрочили присоединение своей страны к американскому вторжению в Ирак. Две трети немцев, категорически стоящих за уход бундесвера из Афганистана, не вывели оттуда ни одного чортова фрица. Потому что Меркель слушает не «баранов», она прислушивается к категорическому императиву, который нашептывается ей с совсем другой стороны… автор, Гейдар Джемаль