Первый хакер СССР… Сейчас, если вы наберёте в Интернете эти слова, вам покажут десяток ссылок на этот запрос. В тольяттинской газете «Понедельник» 23 декабря 2011 года была статья по этой проблеме. В очередной раз на нас вылилась куча грязи. Будто мы только и занимались тем, что устраивали сбои на главном конвейере и какие пряники мы получали за эту грязную работу. Но сейчас, спустя 30 лет, а произошёл этот инцидент 22 ноября 1982 года, хотелось бы расставить точки над «i». Уж слишком много нелепостей и неправды в уже написанном.
Я был дома, когда в 20.30 поступил звонок из диспетчерской завода: «Приезжай срочно, встала система подачи мехузлов». Я приехал, и выяснилось, что первый сбой произошёл в 16 часов, систему перезапустили, потом очередной сбой в 19.00, затем в 20.00, и частота остановок всё не уменьшалась. Привезли программистов (Заволковского, Пониманского, Ливертовского), но ничего не можем понять, что и почему случилось.
Программа управления была сегментирована на несколько частей. Каждый сегмент писал кто-то один из программистов. Вылетал то один фрагмент, то другой, и только сегмент (вывода на экран и печать) сообщений, написанный Муратом Уртембаевым, работал безупречно. Все три нитки конвейера встали глухо. Людей с конвейера, а потом из остальных цехов главного корпуса, отпустили домой.
Мы же разделились на 2 команды: несколько человек пытались по распечатке восстановить синхронизацию подачи мехузлов, что означало руками перетащить сотню комплектов (задний мост, подвески и карданный вал), вторая половина программистов уселась за мониторы и пыталась выявить причину. Система будто бы взбесилась: частота перезагрузки подошла к 1 минуте.
К утру ошибка так и не была обнаружена, но за счёт того, что мы за ночь подтащили узлы к местам сборки и установили ручное управление, конвейер заработал. Запаса хватило на 40 минут. Главный конвейер опять остановился. Нас спросили: есть ли гарантия, что система вскоре заработает, и по нашему молчанию поняли, что надо вновь отпускать людей по домам.
В зале управления были руководители УОП, все программисты, которые писали сегменты программ, в том числе и Уртембаев. Писали различные программы поиска, но ничего не получалось. И только к 15 часам Владимир Ильич Пониманский обнаружил «счётчик», и что имеется закономерность: как только он становится на «0», программа начинает вести себя непонятно. Было принято решение вручную периодически засылать туда большее, чем ноль, число, и система задышала. Вторая смена уже работала стабильно.
Три дня программисты искали, где же используется данный счётчик. Ни в одном фрагменте программы никто его не использовал. Спустя 3 дня мне звонит Заволковский: «Срочно приходи в зал управления!». Я прихожу, и он меня буквально срезает: «Нашли, это сделал Уртембаев. И сделал умышленно». Я ему: «Ты соображаешь, что говоришь, как можно так обвинять человека?!». Володя подозвал Григория Ливертовского, и тот, взяв компиляцию программ, показал мне, как это было сделано.
Ливертовский все эти дни десятки раз просматривал все сегменты, все команды вычитания (а их в программе тысячи), но ничего не находилось. И его внимание вдруг привлёк один фрагмент в программе Уртембаева со странными командами: логическое сложение, умножение, и/или четырёхбайтных имён типа, ПЕТЯ&ВИТЯ*МАША/КОЛЯ и т. д. Казалось бы, ну и что из этого?! Григорий не поленился и вместо этих слов поставил их двоичное представление и вручную выполнил все эти 20 операций. На финише получилась так давно нами искомая операция – вычитание из счётчика. Стало понятным, почему мы её так долго не могли найти. Но здесь вопрос: откуда взяли, что Уртембаев это сделал умышленно? И тут Заволковский приносит от Бориса Диденко старую компиляцию, в которой стоит просто конкретная команда вычитания из данного счётчика. Всё остальное было без изменений.
Очевидно, что Уртембаев вначале написал «в лоб», затем понял, что довольно просто можно обнаружить эту «козу», и всё это замаскировал довольно-таки умело. Мы сразу же выкинули данный фрагмент, и больше счётчик нас не беспокоил.
Стали разбирать, что же происходило: фрагмент Уртембаева, отработав свою функцию, корректно передавал управление другим разделам программы, но когда счётчик принимал нулевое значение, он не восстанавливал регистры сегмента, который давал ему на вывод сообщение. Поэтому и шли сбои от всех (в произвольном порядке) сегментов, кроме сегмента Уртембаева. По значению счётчика мы посчитали, что сбой должен повторяться где-то 1 раз в 28 рабочих дней и на 20–30 минут. После этого система опять начинает, как ни в чём не бывало, работать. Понятно, что электроники при сбое пытаются перейти с системы на систему, меняют платы УСО, а программисты при этом и не присутствуют, и вдруг всё снова заработало. Вывод: сбоит какая-то плата, в программе же ничего не поменяли. Но Уртембаев ошибся: он поместил счётчик в зону восстановления, поэтому первый повторный сбой произошёл не через 28 дней, а через 4 часа, потом через 20 минут, и с каждым сбоем интервал сокращался. Если бы он сделал чётко, как задумал, то я уверен, до сих пор эта «коза» так и сидела бы в программе. Ну, что значат эти 20 минут простоя при целом месяце безупречной работы?
Конечно, первым желанием всех сотрудников бюро было надавать тумаков Уртембаеву. Ведь он был во время сбоя рядом с ЭВМ, когда мы стояли «на ушах», своими руками таскали к конвейеру узлы и рылись в распечатках. Стоял и молчал: к нему же вопросов не было.
Но возникал вопрос, а что, если такая «коза» имеется и в других системах, но пока себя не проявила, ведь его модуль использовался во всех системах. Как говорится, просто не пришло время.
Мы с Заволковским пошли с распечатками к Ю.Н.Перевалову, рассказали ему, показали в распечатках, как и что. Он согласился с нашим решением. Тут же созвонился с ИНЭУМом и попросил их сделать независимую экспертизу. Затем всё завертелось. Ответ из ИНЭУМа был таким: программы идентичны, только в более новой версии простая операция вычитания закамуфлирована десятком логических операций. Конечно, не обошлось без КГБ и дачи показаний. Потом были следствие и суд. Проблема была в том, что трудно было всё это объяснить на пальцах. Не было и соответствующих статей в УК. Осудили Уртембаева за порчу имущества. Хотя адвокат не уставала периодически спрашивать, а что он, её подопечный, испортил? Он что, подошёл и ударил молотком по компьютеру? Или, вы, лично вы, остальные, работаете без ошибок?!
Всё это радости нам не доставляло. Не говоря уже о том, что нас обвиняли в том, что мы сами загнали Уртембаева в такие условия. Уртембаев же себя оправдывал тем, что он хотел продвижения, но его не замечали. Замечали, мол, только тех, кто делал ошибки. Устранив ошибку, они продвигались по служебной лестнице, получали выше зарплату. Всё это было вымыслом. Мурат закончил мехмат МГУ и приехал на ВАЗ вместе с Владимиром Пониманским. Владимир окончил МГУ с «красным» дипломом и получал всего на 10 рублей больше, чем Уртембаев. Да и дальнейшая работа показала, что Пониманский – очень сильный программист.
К тому же, если случались какие-то ошибки в программах, Заволковским всегда устраивался «разбор полётов», принимались меры по недопущению их в дальнейшем. Если же Уртембаев искренне заблуждался, то у него была возможность устранить с ходу свою «ошибку». Но как бы он потом объяснил то, что он сделал?
Ну, и последнее, к моменту инцидента он уже отправил контейнер с мебелью и подготовился к отъезду на жительство в Алма-Ату. Он не собирался больше работать на ВАЗе. Суд приговорил его к условному лишению свободы с обязательством первые два года отработать слесарем на конвейере.
Этот случай надолго нас выбил из колеи. Казалось бы, всё успокоилось, и вдруг из Москвы приезжает Егор Яковлев, главный редактор газеты «Известия». Он дружил с Каданниковым, и Владимир Васильевич рассказал ему об этом случае. Тема оказалась «жареной». Яковлев встретился со всеми участниками этого происшествия, расспрашивал, задавал вопросы, а потом в «Известиях» появилась большая статья, где он достаточно объективно описал происходившее, единственное, он всё же поверил в посылы Уртембаева, что того не замечали, и сделанное им было единственным шансом о себе заявить. Конечно, я понимал, что объяснить Яковлеву структуру ошибки и то, как мы проводим поиск и анализ ситуации – задача нереальная. Затем, спустя месяц, была ещё одна большая статья, на сей раз с откликами читателей. В основном, все клюнули на то, что жаль парня, начальство его не оценило. Но были и другие мнения.
Мы, программисты и электроники, часто говорили в то время, что не мы такие умные создали такие красивые системы, просто нам повезло, что мы работаем с такими задачами. Это сегодня достаточно просто объяснить. Каждый сталкивался с вирусами, все знают Касперского, а уж про то, как манипулируют мошенники с банковскими счетами, так редкий день проходит без этих сообщений. Когда есть выгода, ещё можно понять хакеров, а вот если ваш РС начинает глючить, тормозит, появляются какие-то перлы, возникает сразу вопрос: ну, и кому это надо? Какая радость с этого, где выгода? Здесь я всегда и сразу вспоминаю Уртембаева: даже если бы он не сделал в своей «заковырке» ошибки, и всё сработало бы, как он задумал, единственное, что бы он получил – мнимую гордость: я вот здесь, в жаркой Алма-Ате пью пиво, а они там не могут понять, что произошло, и почему вдруг всё снова заработало.
Нас также ругали за то, что мы не смогли организовать хорошую приёмку программ. Но системы реального времени работают на прерываниях, там проверить все ситуации просто не реально – жизни не хватит. Вот сегодня вы покупаете РС, естественно, что его тестировали сотни специалистов, и, тем не менее, иногда происходят сбои, зависания. Главное в системах реального времени – скорость восстановления работоспособности системы. Тогда, в 1982 году, это было трудно объяснить.
Хочу сказать, что эту статью Яковлева перепечатали во многих изданиях всего мира. Меня ещё лет десять, когда я сталкивался с иностранцами, и они узнавали, что я с ВАЗа, расспрашивали, как всё это было сделано. Финны, немцы, итальянцы, американцы – многие расспрашивали о характере ошибки.
После этих статей в «Известиях» опять активизировались вопросы ко мне со стороны тогдашних спецслужб. Они стали настаивать: раз в мире этот случай получил широкий резонанс, то мы должны показать, что наш человек не только падает, но и восстанавливается в коллективе: «В общем, Уртембаева забираем с конвейера, и он будет работать у тебя в отделе. Но если вы допустите ещё один такой сбой, то пойдёте по этапу уже вместе с ним». Я пытался объяснить, что труд программиста – как труд хирурга: если хирург хочет зарезать пациента, то невозможно поставить рядом с ним контролёра, не поможет, всё равно зарежет. Я не смогу контролировать каждый шаг, мне проще всё самому сделать. Но объяснения не помогали.
Здесь начались ещё гонения со стороны партии. Пошли какие-то собрания, разборки: почему мы не обеспечили своевременный и качественный контроль при приёмке программ. Мы с Заволковским, разрабатывая программы, убедились, что документация на бумажном носителе неэффективна. Изменения иногда приходили по нескольку раз в день, пока отпечатаешь, пока сделаешь ксероксную копию, пройдёт масса времени, а на обслуживании конвейеров сидели люди УЦОРО, и не у каждого даже среднее образование было.
Мы разработали программу, которая анализировала управляющую программу и выдавала необходимую документацию на экран. Я иногда посмеиваюсь, что у нас эту идею передрал Билл Гейтс. Кто помнит, первые РС приходили с толстой книгой – «Документация для пользователя». Он же подсмотрел нашу систему и стал также всю документацию выдавать на экран в разделе «СПРАВКА». Но в те времена это было нарушение ГОСТа. Тут и началось. Партбюро, партком, партсобрание и т. д., и т. п. Вначале хотели исключить меня из партии, но на собрании голоса разделились, и я «отделался» строгим выговором с занесением в учетную карточку.
Вот такое непонимание нашей работы, нежелание задуматься привело к печальным последствиям.
Запомнился доклад на собрании секретаря партбюро: всё плохо и плохо, и кто-то задал вопрос «А как простои главного конвейера?», и секретарь так искренне ответил: «К сожалению, простои за год резко сократились». Как будто не это и было нашим основным результатом.
Бюро Заволковского распалось. Большинство уехало на Крымскую АЭС, потом они всей группой поехали спасать Чернобыль. Заволковский остался в УОП заниматься складом комплектующих.
Немым укором, бывая на ВАЗе, я вижу считывающие устройства на накопителе моторов и море людей. И там, и в накопителе окрашенных кузовов. Так все наши идеи и остались нереализованными. Часто вспоминал в «лихие» 90-е годы о тех наших планах, и приходили мысли: если бы к тому времени с накопителя окрашенных кузовов удалось убрать всех операторов, и он бы стал полностью автоматизированным, то как бы бандиты смогли вытаскивать с ВАЗа свои автомобили? Это было бы невозможным.