Почему наше время не имеет теории. Или почему не работают старые схемы, приёмы и рецепты…

Нетократие — сетевое правительство
Сегодня мы публикуем интервью одного из авторов нашумевшей книги «Нетократия» – советника Шведского правительства, участник проекта SpeakersNet Александра БАРДА.

— В своей книге «Нетократия» вы говорите о наступлении новой эпохи, которая придет на смену традиционному капитализму. Что такое «нетократия», и кто такие «нетократы»?

Нетократия или нетократы – это новый господствующий класс нашего времени. Старые классовые различия между буржуазией и промышленным пролетариатом, о которых Карл Маркс писал в середине 19 века, давно устарели. Чтобы понять сегодняшний мир, и в особенности те процессы, которые мы называем глобализацией, нам потребуются совершенно новые философские категории. Нетократия – это термин, который мы используем, чтобы объединить все характеристики нового господствующего класса. Нетократия – повсюду, она есть в Москве, в Нью-Йорке, в Токио.

Когда мы говорим о нетократии как о высшем классе, естественно, возникает вопрос и о низшем, угнетенном классе. О новом господствующем классе писало немало современных мыслителей, и некоторые даже использовали термин нетократия. Однако никто до нас не говорил о новом низшем классе. По нашему мнению, в современном обществе низший класс – это вовсе не промышленные рабочие. Низший класс современного мира – это люди, которые способны только потреблять. Их единственная работа – участвовать в системе потребления, не производя никаких новых ценностей. По-английски таких людей называют «диванными картофелинами» (couch potatoes). Они похожи на растения, эти вечные телезрители и пассивные участники цепочек потребления. Обычно, когда философы ищут угнетенный класс современного мира, они смотрят на окраины городов, пытаясь отыскать его среди иностранных рабочих (гостарбайтеров). В действительности, эти люди довольно быстро вливаются в систему, и уже их дети получают хорошее образование, и становятся вполне состоятельными членами общества.

Я думаю, скорее типичные представители низшего класса – это мужчины среднего возраста (30-35 лет), живущие, к примеру, в русской или шведской глубинке, обычно безработные, пьющие, недостаточно привлекательные для того, чтобы завести семью, и, поэтому, продолжающие жить с родителями. Они практически ничего не делают, кроме того, что потребляют алкоголь и продукцию средств массовой информации. Мы называем таких людейконсумптариями (consumption – потребление). Косумптариат – это как бы потребительский пролетариат.

Возвращаясь к вашему вопросу, нетократа легко описать как полную противоположность консумптария. Нетократы обычно живут в больших городах. Они сами создают свою социальную идентичность. Нетократы обычно работаю в сфере, связанной с масс-медиа. Они формируют своеобразные виртуальные племена, используя интернет как средство общения и создания социальных связей. Они чувствуют, что их социальная идентичность находится в значительной степени под их контролем. Нетократы сейчас, разумеется, составляют меньшинство, потому что высший класс всегда в меньшинстве, и консумптарии преобладают. Однако, число нетократов растет, особенно среди молодежи.

Кроме того, не надо забывать, что мы живем во время переходного периода. Поэтому старая классовая структура, состоящая из пролетариата и буржуазии, по-прежнему существует. В настоящее время есть множество разных классовых срезов: пролетариат и консумптариат, пролетариат и буржуазия, нетократия и буржуазия и т.д.

— В чем главное различие между нетократией и буржуазией?

Основное различие – жизненные ценности этих двух групп. Буржуа стремится, прежде всего, заработать как можно больше денег или добиться максимальной социальной значимости (например, стать удачливым бизнесменом или политиком). В этом его жизненная цель. В пределе – это стремление стать самым богатым человеком на Земле. Для нетократа главная цель в жизни – это достижение доминирующей позиции в социальных связях. Нетократ – в гораздо меньшей степени индивидуалист, чем буржуа. Для нетократа больше подошло бы название «дивидуалист». Он скорее хочет быть частью успешной группы людей (и, поэтому, стремится к успеху для своего «виртуального племени», своей network), чем добиваться успеха в одиночку.

— Как вы видите социальную структуру эпохи нетократии?

Я думаю, что все изменения в истории происходят в связи с изменениями в технологии. Генетически мы все еще стадные животные, приспособленные к жизни в саванне. При этом очень важные изменения в нашей жизни происходят под влиянием технологии. Новые интерактивные технологии (компьютеры, сотовые телефоны) принципиально меняют характер общения между людьми. Даже в традиционных средствах массовой информации, таких как радио или телевидение, аудитория все больше привыкает активно участвовать в процессе создания медиа-продукта. Например, в современном телешоу мы уже не просто пассивные зрители. Даже будучи зрителями, мы становимся его участниками.

Меняется и способ, которым в современной коммуникации можно добиться успеха. Сегодня вам недостаточно просто говорить, не позволяя никому прерывать себя. Прошло время монологической коммуникации. Сейчас, чтобы добиться успеха, необходимо уметь вступать в диалог, активно создавая вокруг себя социальные связи.

— Что будут представлять собой бизнес-организации будущего?

Это будут гораздо более свободные объединения людей, чем традиционные бизнес-организации. В них большую роль будет играть аутсорсинг. Это будут, скорее, проекты, а не компании. Люди будут объединяться в них на время. Стремление создать компанию, которая будет существовать сто лет, и которую вы сможете передать своим детям – это в наше время устаревший подход. Даже дети Билла Гейтса не унаследуют Microsoft (согласно завещанию Гейтса, его детям достанется всего примерно по $10 млн)

Я считаю, что срок жизни современных компаний-проектов будет составлять в среднем три года. По-моему, эта цифра – три года, связана с определенным скрытым биологическим механизмом. Люди не должны собираться вместе больше чем на три года. Потому что, в конце концов, люди устают от какой-то однотипной совместной работы, и у них появляется желание двигаться дальше. Вообще, мобильность – это одна из главных характеристик нетократа. Сегодня он живет в Москве, завтра – где-нибудь в Штатах, или в Европе. После этого он может вернуться в Москву, и принести с собой всю ту сеть (network) отношений, которую выстроил в другой стране. И именно благодаря этой сети отношений он может добиться успеха в Москве. Точно так же поступают люди из других стран, поскольку сейчас нет единого центра. Возможно, например, что житель Европы захочет поселиться в Москве, или в Азии.

Нетократ постоянно находится в движении. Даже оставаясь в пределах своего города, он перемещается. Он часто переезжает, меняет работу каждые два или три года. Быть в движении – это уже не негативная, а позитивная характеристика человека. Современному человеку надо перемещаться, увеличивать свою сеть социальных связей, становясь, можно сказать, более широкой личностью.

Время требует совершенно новой бизнес-организации, в которой человек очень быстро мог бы показать себя. В нынешней экономике никто не согласен ждать, в системе как бы исчезло терпение. Если вам не удалось «показать себя» в своем бизнесе на протяжении 6 месяцев, вам придется уйти из этого бизнеса. Инвесторы больше не согласны ждать годами, пока предприятие добьется успеха. Они рассчитывают на быстрый успех.

Кроме того, вам может казаться, что вы создали прекрасную организацию, но в один прекрасные день ваш сотрудник заявляет вам: я ухожу. Поэтому, сейчас нельзя создавать организации, которые слишком сильно зависят от одного или двух человек: в этом случае они становятся слишком хрупкими. Необходимо создать организацию, в которой любой участник может уйти, и, тем не менее, это не станет гибельным для предприятия.

— Какие изменения произойдут в политической и правовой организации общества? Мой вопрос касается и внутренней жизни отдельных стран, и международных отношений.

Некоторые признаки грядущих изменений видны уже сейчас. Многие из традиционных политических или коммерческих организаций просто не могут оперировать в мире глобальной конкуренции. Сейчас совершенно невозможно, например, чтобы государственное учреждение, или политически избранный бюрократ управлял успешным коммерческим предприятием. Традиционные политические структуры для этого слишком медлительны, да и люди добиваются успеха в этих организациях не благодаря своим социальным навыкам, а благодаря своим политическим навыкам, своей способности маневрировать. Поэтому в наше время любая страна, где государство управляет большим количеством коммерческих или финансовых институтов, оказывается в проигрыше. И это не касается России. В России коммунистическая система была разрушена в очень короткие сроки. Страна, которая испытывает наибольшие проблемы от неэффективной государственной собственности – это Франция. У Франции самые низкие темпы экономического роста в Европе, и именно в этой стране больше всего государственных коммерческих монополий, которые висят тяжелым бременем на всей экономике. Это – совершенно устаревшая модель в наше время.

Государственные организации в будущем все больше сосредоточатся на том, где политическая власть наиболее эффективна. Это, в первую очередь, создание инфраструктуры. Во-первых, сюда относятся минимальные гарантированные общественные фонды. Собственно, они должны сводиться к таким вещам, как бесплатная медицинская помощь для беднейших слоев населения. Люди готовы платить налоги за это, потому что никто не желает, чтобы в их стране беднейшие слои не имели другого выхода, кроме уличной преступности. Это, кстати, экономическая проблема Бразилии. Бразилия не может привлечь иностранные инвестиции, поскольку иностранцы боятся приезжать туда из-за разгула преступности на улицах. И здесь Маркс был прав – чтобы избавиться от преступности, необходимо создать систему минимальных социальных гарантий, которая защитит беднейшие слои населения. Кроме того, поддерживаемая государством инфраструктура должна включать: базовое образование для всех. Это – слишком долговременная инвестиция, чтобы какая-либо коммерческая организация могла взяться за решение данной задачи. Затем – дороги, транспортные магистрали, и, что особенно важно, электронная инфраструктура. Я уверен, что страны, которые сейчас предпринимают усилия, чтобы предоставить широкополосный доступ в интернет 80-90% населения, станут самыми богатыми через 15 лет. Сейчас это Корея, Израиль, Скандинавия.

Есть и еще один элемент. Я говорю о знании английского языка. Последний раз, когда в мире существовала глобальная политическая структура – это время Римской Империи. Тогда огромным преимуществом была знание латыни. И сейчас, для успеха в глобальном мире, требуется знание английского. Человек не может быть нетократом, не говоря свободно по-английски. Мы называем этот новый международный язык «сетевой латынью». Отсюда преимущество для англосаксонских стран (Англии, США, Канады, Австралии), и для стран Скандинавии, в которых английский стал вторым официальным языком.

— Вы упомянули Римскую Империю. Считаете ли вы, что в современном мире тоже формируется некое глобальное политическое единство?

Это – сюжет нашей второй книги, «Новая глобальная империя». Она уже стала бестселлером в Скандинавии, а сейчас готовится английское издание. Если в «Нетократии» мы говорили о социальной и экономической структуре общества, то в новой книге речь пойдет о политической и правовой системе. Я считаю, что мир движется к какой-то форме мирового правительства. Это не будет американское правительство, но это не будет и аналог современных Объединенных Наций. ООН слишком слаба и не обладает демократическим мандатом, еще и потому, что в ней представлены многие недемократические, диктаторские режимы. Поэтому ООН не может эффективно решать глобальные проблемы.

Мировое Правительство, в отличие от ООН, будет по-настоящему формироваться на основе представителей разных стран. Я считаю, что в дополнение к Европейскому Союзу возникнут другие региональные блоки, одним из которых может стать более тесное сотрудничество между Россией и другими странами Восточной Европы. Эти блоки будут постепенно гармонизировать свое законодательство и инфраструктуру, чтобы успешнее конкурировать и, в то же время, сотрудничать друг с другом. Этот процесс может занять 10 или 100 лет, но мы движемся в этом направлении.

Продолжение